«Ярославский регион» публикует книгу репрессированного и реабилитированного Советской властью ветерана Михаила Пеймера «Судьба простого человека».
Первую часть читайте здесь .
Часть II. Моя 37-я школа
Школу №37 в Ярославле я окончил в 1940 году. Это был всего лишь второй выпуск. Он состоялся, когда страна переживала необыкновенный подъём после завершения не совсем удачной войны с Финляндией.
Накануне была отменена «карточная система», в магазинах полки наполнились продуктами питания. Тогда ещё мы не были избалованы европейским изобилием. Для выпускного торжественного собрания и бала купить костюм молодому человеку не представлялось возможным, а для приобретения простенькой ткани на пошив костюма необходимо было задолго до окончания школы полтора-два месяца ежедневно приходить к универмагу, чтобы отметиться в списке нескончаемой очереди. Однако это ничуть не омрачало ни делового настроя на сдачу выпускного экзамена, ни радостного, возбуждённого ожидания торжества, окончания учёбы, вступления в новую взрослую жизнь.
Никаких неожиданностей не предвиделось, выбор дальнейшей судьбы - во всяком случае, для большинства юношей - был предопределён, заранее многократно обговорен, обсуждён с родителями и друзьями. Впрочем, не все и не всегда родители разделяли выбор своих детей, их романтические восторги и устремления. У большинства мальчишек, обладавших уже значками «Ворошиловский стрелок», ГТО и другими, наблюдалось упрямое единодушие: мы хотели поступать в военные средние и высшие учебные заведения.
Никто не называл точной даты, года и месяца предстоящей войны. Но вся страна жила в режиме подготовки к неминуемой схватке с «мировым империализмом», с народившимся крайне агрессивным германским фашизмом. Так жила молодёжь, и в первую очередь выпускники десятилетних школ, которые тогда ещё составляли меньше половины учащихся. Без официального, конституционного или законодательного признания – во всем чувствовалось ожидание войны, готовность к ней, идеологическая направленность предстоящей битвы за торжество нашего образа жизни.
Уже много позже размышления и осмысление особой роли нашего поколения стали для меня постоянными. Об этом я говорил в своих праздничных торжественных выступлениях в коллективах, которыми руководил, на уроках патриотизма и мужества в школах. И при каждом удобном случае, когда меня приглашали на встречи с рабочими, учителями, библиотечными работниками, просто пенсионерами...
Я всего лишь производственник, инженер, в прошлом - воин, гвардейский офицер. Мои размышления могут быть ошибочны. И всё же смею утверждать, что поколение, названное мною «огненным», «жертвенным», «великим», является особенным, исключительным. По своему значению для русской истории оно такое же, как и поколение Дмитрия Донского и Сергия Радонежского; поколение Минина, Пожарского
и Сусанина; поколение Петра Великого; поколение Екатерины Второй, Потёмкина и Суворова; поколение Кутузова, Раевского, Давыдова и Багратиона. Все эти поколения особо значимы в цивилизационном становлении нашего Отечества, появление каждого из них было исторической необходимостью; их рождение предопределялось предшествующим ходом исторического развития.
Наше поколение было действительно огненным. Оно рождено было в огне Гражданской войны, росло и воспитывалось в стране, со всех сторон окружённой врагами, постоянно находящейся в огненных баталиях. Мы сражались с японцами на Востоке, с басмачами на Юге, с Финляндией; были вынуждены ввести войска в Прибалтику, Молдавию и западные области Белоруссии и Украины.
Наше поколение - истинно жертвенное. В третьем томе Истории Великой Отечественной войны, изданной по инициативе Хрущёва, уже после смерти Сталина, означено, что из призванных в Красную Армию в годы войны солдат, родившихся в 1921-22-23 годах, вернулись домой после войны только трое из сотни ушедших. Жертвенность определялась не только этой статистикой, но и морально-психологической готовностью к принесению себя в жертву во имя защиты Отечества. По жизненному опыту точно знаю, что и в мирные годы, после одержанной Победы, на всех участках народного хозяйства мои сверстники, так же как и я, работали, не требуя ничего, довольствуясь тем малым, что предлагалось экономически неокрепшим государством, что было ниже всех мыслимых и немыслимых прожиточных минимумов. И ещё: очень многие оставшиеся в живых из числа моего поколения - солдаты, младшие командиры, лейтенанты и капитаны по разным идеологическим соображениям были репрессированы, вкалывали в ГУЛАГе за горбушку хлеба и миску баланды, не получая почти никакого денежного вознаграждения, оплачивая зарплату охране, конвою и многочисленным лагерным «вертухаям». Но и там, на самых тяжёлых работах, в шахтах и на лесозаготовках, на строительстве дорог и городов, в Заполярной тундре, делали своё дело осознанно исправно и профессионально, проявляя истинный патриотизм. Мы дали понять всем инакомыслящим, что труд этот не для преступного руководства, а для той самой Родины, которую мы же отвоевали у агрессора.
Очень многие прошли этот путь длиной от шести до десяти лет, без выходных дней, без отпуска, без соблюдения регламента рабочего времени. А потом, когда очередные вновь пришедшие государственные деятели и чиновники начали вынужденную кампанию реабилитации незаконно репрессированных, никто не произнёс нам извинений, не покаялся перед народом и до сих пор. Словно с барского плеча пожаловали «осчастливленным» по два месячных оклада, получаемого до ареста. Казалось бы, всё просто: вручить каждому, кроме казённого бланка о реабилитации, развёрнутое письмо с извинением; опубликовать публичное покаяние правительственных и партийных наследников; предать гласному суду виновных; вернуть потерпевшим всё незаконно отнятое и, наконец, установить сумму возврата денежных средств и сроки их непременного возврата. Ничего этого не произошло.
Но ни ропота, ни публичных выступлений с требованием восстановить справедливость,
ни судебных исков не последовало. И не случайно: мы понимали, что это для родного государства - пока неподъёмный груз. Мы радовались тому, что в конечном счёте остались живы, что можем и хотим и дальше трудиться для страны, для народа. А что касается жизненных благ, то два костюма не напялишь одновременно и сразу две котлеты в рот не затолкаешь…
Но вернемся в пору нашей юности, к предвоенным годам. Наша 37-я школа была построена силами строительного участка, которым руководил мой отец, в составе строительного треста «Заводстрой». Шефом школы был Шинный завод, сделавший множество добрых дел. Наша школа не имела своего актового и спортивного залов, и шефы предоставили в наше распоряжение небольшой клуб ИТР, занимавший первый этаж одного из жилых домов, а для внеклассных занятий - несколько помещений в своём клубе «Гигант». Для нас создали клуб юного туриста, членами которого стала почти треть учащихся старших классов, выпускников сорокового и сорок первого годов. Мы побывали в турпоходах по местам, подлежащим затоплению, где сегодня гуляют волны Рыбинского моря; в продолжительных поездках в заповедник Аскания-Нова под Херсоном на Украине, в геологический заповедник в Миассе на Южном Урале... Но главное - школа для нас стала домом. Наши преподаватели постепенно стали просто старшими товарищами, наставниками, умудрились создать сплочённую семью. Если многие хранят долговременную дружбу студентов училищ, институтов, то выпускники первых трёх выпусков нашей школы всю жизнь, как говорится, «до самой берёзки» бережно хранили дружбу школьных друзей.
Сегодня, после всего прожитого, умудрённый взлётами и падениями, я признаю, что наша школа стала самой светлой страничкой в моей судьбе и судьбе всех моих друзей, которые уже ушли из жизни. Я сегодня твёрдо осознаю, что тот запал нравственности, огненности, жертвенности и величия, о которых написал в этом очерке, мы получили в нашей школе. Причём мы вовсе не говорили об этом, не забалтывали свои же светлые устремления. В известной мере сами ученики под бдительным и умелым руководством наставников создали особую атмосферу доброжелательности и среду нравственного самовоспитания. Я не без основания полагаю, что такова была атмосфера в подавляющем большинстве первых советских школ с десятилетним образованием, во времена, когда обязательным было только семилетнее образование.
В военных училищах, куда мы попали после окончания школ, в действующей Армии, куда мы направлялись уже офицерами или сержантами, мы заметно отличались от старослужащих. Чего греха таить - были и стычки, нас, «слишком образованных», не всегда одаривали добром, не всегда любили. Но мы были тем самым новым поколением, призванным одержать Победу. Мы были грамотны, иногда излишне самоуверенны, но до корней волос патриотичны и верны Родине. И одновременно воспитаны в нравственном русле русской национальной культуры. Мы были в самом начале истории ярославской школы № 37. После нас школа обрастала традициями, совершенствовала технологию учебного процесса. Сегодня учится другое поколение счастливых девчонок и мальчишек, в другой уже стране, в других условиях. Я верю, что последующие парни и девушки будут ещё лучше и нас, дедов, и отцов своих.
Михаил Пеймер. Ярославль